Котел на берегу Днепра
Красная армия устроила немцам новую «Березину»
Корсунь-Шевченковскую операцию называют «Сталинградом на Днепре». На самом деле этот эпитет вряд ли можно назвать корректным. Во-первых, прежде чем окружить вражескую группировку, ее не пришлось изматывать в долгих оборонительных боях. Во-вторых, значительная часть окруженцев смогла вырваться из ловушки. И все равно это была победа. Пускай не стопроцентная, но вполне убедительная.
Главным достижением Красной армии осенью 1943 года было форсирование Днепра, взятие Киева и Житомира и захват плацдармов, с которых можно было приступить к освобождению Правобережной Украины.
Еще один «последний рубеж» фюрера
Командовавший гитлеровской группой армий «Юг» фельдмаршал Эрих фон Манштейн нанес контрудар, в результате которого немцы отбили Житомир. Освобождение города было отмечено в Москве салютом, а один корпус, четыре дивизии и десять полков успели получить наименование «Житомирских». Командующему 1-м Украинским фронтом Николаю Ватутину подобный «афронт» чуть не стоил должности, но к новогоднему празднику город вернули обратно. Временный отход был частью хитроумного замысла и подтверждением того, что советские военачальники научились воевать более гибко, принося тактические жертвы для стратегического успеха.
Немецкие военачальники, напротив, гибкость, скорее, подрастеряли, что, впрочем, объясняется довлевшей над ними волей фюрера, требовавшего не отступать ни при каких обстоятельствах.
Наглядным примером такого ослиного упрямства был удерживаемый противником к середине января 1944 года Корсунь-Шевченковский выступ. На своей северо-восточной оконечности этот плацдарм выходил к Днепру, что, вероятно, имело для фюрера пропагандистско-психологическое значение: ведь можно было по-прежнему говорить, что солдаты вермахта стоят на берегу Днепра (если уж их прогнали от берегов Волги).
Советское командование, возможно, и не мешало бы Гитлеру подольше наслаждаться этой мыслью, но выступ мешал развивать наступление вглубь Правобережья, вклиниваясь между позициями 1-го и 2-го Украинских фронтов. В -общем, требовалась «ампутация», что, кстати, было очевидно и для Манштейна.
Не имея возможности, вопреки воле фюрера, спокойно отвести с этого участка войска, ему оставалось только просчитывать, как он будет выводить их в авральной обстановке.
«Это казалось нереальным…»
По советскому замыслу встречные удары 1-го и 2-го Украинских фронтов следовало наносить не под самое основание выступа, а чуть выше, с перспективой сомкнуть «клещи» в районе Шполы и Звенигородки.
Планирование операции осложнялось двумя факторами: рано начавшейся распутицей и тем, что значительная часть сил 1-го Украинского фронта отражала контрудары вермахта севернее Умани и восточнее Винницы.
С другой стороны, промедление позволило бы Манштейну укрепить оборону. Поэтому войскам Ватутина, как больше напрягавшимся, дали отсрочку в два дня, а начать предложили его партнеру — командующему 2-м Украинским фронтом Степану Коневу. Особые надежды здесь возлагались на 5-ю гвардейскую танковую армию Павла Ротмистрова, для срочной передислокации которой с левого крыла фронта на правый всего за четыре дня построили рокадную дорогу протяженностью 135 километров.
Оттягивать на себя противника предстояло 5-й и 7-й гвардейским армиям. Но самый первый удар утром 24 января нанесли части 4-й гвардейской и 53-й армий, сумевшие в первые сутки сломать сопротивление 389-й Гессенской дивизии и продвинуться на 2-6 километров. По ширине участок прорыва составлял 16 километров. На второй день пошли танки Ротмистрова, что заставило Манштейна бросить в бой ударные части, включая подразделения дивизии СС «Викинг».
Немцы как бы пытались подрубить клин советского наступления, и Конев выставил против них «стену» 29-го танкового корпуса. Что касается 18-го танкового корпуса, то он продолжал идти к Шполе, причем танки в этом прорыве были поддержаны таким вроде бы архаичным видом войск, как кавалерия.
Конкретно речь шла о 5-м гвардейском кавалерийском корпусе Алексея Селиванова, укомплектованном преимущественно донскими казаками. Немецкий генерал Николаус фон Форман вспоминал: «Невзирая на потери — и я подчеркиваю, совершенно невзирая на потери, — массы русских после полудня устремились на запад, обходя немецкие танки, которые стреляли в них из всего, чем располагали. Это была ошеломляющая картина, потрясающая драма. Другое сравнение я не нахожу — прорвало плотину, громадный поток хлынул на равнину мимо наших танков, окруженных немногочисленными гренадерами, как мимо скал, возвышающихся в бурлящем потоке. Мы поразились еще больше, когда чуть позже кавалерийские соединения трех советских дивизий сомкнутым строем помчались сквозь наш заградительный огонь. Ничего подобного я давно не видел — это казалось нереальным».
Этот эпизод часто приводят как пример пресловутого абсурда, когда конников якобы заставляли с саблями наголо атаковать танки. На самом деле смысл атаки заключался в другом. Казаки лавой обтекали фашистскую бронетехнику, попутно вырубая пехоту, и неслись дальше.
Оставшиеся сзади танки добивали совместными усилиями советских танков, пехоты, артиллерии и авиации. Выправить положение немцам не помогли даже введенные в бой новейшие «пантеры»: из 61 машины противник потерял 44, причем 10 из них безвозвратно.
«Клещи» смыкаются
1-й Украинский фронт вступил в дело 26 января, начав с 40-минутной артиллерийской подготовки. Роль ударного тарана отводилась б-й танковой армии Андрея Кравченко.
Здесь продвижение шло медленнее, но 28 января высланные вперед подразделения соединились с товарищами из 20-го танкового корпуса. Смычка двух фронтов у Шполы произошла 30 января. На следующий день советские саперы начали минировать участки, через которые немцы могли попытаться прорваться из окружения.
Если верить Манштейну, это сообщение его успокоило. Он, по его словам, боялся худшего: того, что советские войска устремятся в якобы зиявшую перед ними 95-километровую брешь и выйдут к границам Румынии. Но «Конев и Жуков предпочли менее серьезное решение и сконцентрировали всю силу шести, а впоследствии семи армий, включая две первоклассные танковые армии, на ликвидацию шести с половиной немецких дивизий. Неэкономное усилие и постижимое только при предположении, что.русские имели абсолютно превратное представление о силах немцев внутри мешка».
Возможно, русские эти силы действительно переоценили, но оставлять в тылу мощную группировку и, толком не замкнув кольцо, бросаться в пресловутую «брешь» — значило просто прыгать в бездну. Немецких войск на Правобережье оставалось достаточно, а свертывание контрударов под Уманью и Винницей давало Манштейну оперативный резерв из 1-й танковой и 8-й армий, которые могли бы срезать клин советского наступления. И тогда в котле оказались бы уже войска Красной армии. И это в 1944 году, когда о котлах Красная армия уже забыла.
В общем, Жуков и Конев вполне разумно предпочли синицу в руках журавлю в небе. Тем более что под «синицей» в данном случае подразумевалась почти 60-тысячная вражеская группировка, руководство которой оказалось возложено на старшего по званию генерала артиллерии командующего XI корпусом генерала артиллерии Вильгельма Штеммерманна.
«В плен сдаются единицы…»
Манштейну оставалось два выхода -либо прорываться снаружи, либо вырываться изнутри, оставляя Кор-сунь-Шевченковский выступ. Гитлер, разумеется, требовал от него действий по первому варианту.
Задачу по деблокированию возложили на 1-ю танковую армию Ганса Хубе и 8-ю армию Отто Велера, причем Хубе послал окруженцам лаконичную телеграмму: «Я вас выручу».
Сражалась группа Штеммерманна упорно. В журнале боевых действий 2-го Украинского фронта отмечалось, что, несмотря на значительные потери, «в плен сдаются единицы, сопротивление упорное, контратаки не прекращаются. Это явление еще раз подчеркивает, что мы воюем все еще с очень сильной, упорной и устойчивой армией».
Внешний фронт окружения образовывали армии Ротмистрова и Кравченко. Что касается внутреннего фронта, то здесь советское командование сосредоточило до 2 тысяч орудий, добившись примерно шестикратного превосходства в артиллерии. При таком огневом прикрытии к 3 февраля территорию «котла» удалось сжать более чем вдвое, отделив от основных сил еще одну группировку в районе Шендеровки.
Западные историки отмечают, что Штеммерманн умышленно оставил часть территории, чтобы сократить линию обороны, но надо учитывать, что при таком сокращении окруженцы отдалялись от прорывавшейся к ним армии Хубе.
Потерпев неудачу на участке Конева, немцы перенесли основной натиск на войска 1-го Украинского фронта. 4 февраля казалось, ’что противник близок к успеху, но через день Ватутин нанес удар импровизированной группой из 3-го и 16-го танкового корпусов, и кризис был ликвидирован.
Исход боев показал, что спасти группу Штеммерманна можно только совместными ударами снаружи и изнутри котла, а удержать выступ все равно не удастся. Поняв, что Гитлер с неизбежным смирился, Манштейн приступил к организации последней попытки.
Группа Штеммерманна должна была сначала прорваться к малому котлу у Шендеровки, а далее нанести удар на Лысянку, где ей и предстояло встретиться с наступавшей от Ризино 1-й танковой армией.
Финальный этап сражения начался 12 февраля, когда вокруг Шендеровки разгорелись ожесточенные бои, переходящие в рукопашные схватки. Расстояние, отделявшее окруженцев от войск Хубе, сократилось до 12 километров.
Сталин с неудовольствием реагировал на рапорты о ходе боев, чувствуя, что «фашистский зверь вырывается из капкана». Ему явно хотелось повторить Сталинград, игнорируя то, что войска Паулюса сидели в окружении более двух месяцев, а группа Штеммерманна — чуть более двух недель и еще далеко не достигла предельной степени истощения.
Решив, что корень зла в слабой координации действий, верховный приказал Ватутину удерживать внешний фронт, а Коневу — заниматься окру-женцами.
Впрочем, разделить сферы ответственности два советских военачальника толком так и не успели.
Последние почести врагу
Автор «Повести о настоящем человеке» Борис Полевой в качестве фронтового корреспондента участвовал в Корсунь-Шевченковской операции. Осмотрев труп генерала Штеммерманна, писатель зафиксировал в дневнике: «Как бы то ни было, он не бежал на самолете, как это сделали высшие офицеры его штаба, не оставил солдат. Он остался с ними и погиб солдатской смертью».
По распоряжению Конева Штем-мерманн был похоронен своими подчиненными с воинскими почестями в отдельной могиле у села Журжинцы.
Схватка в пургу
16 февраля, убедившись, что порыв Хубе иссяк, Штеммерманн решил взять свою судьбу в свои руки.
Все имевшиеся в его распоряжении войска были сосредоточены в районе Шендеровки и в первом эшелоне разделены на три колонны, которым предстояло прорываться на участке в 4,5 километра. Северную колонну составляла 112-я пехотная дивизия, центральную — 72-я пехотная дивизия и 105-й гренадерский полк, южную -дивизия СС «Викинг» и бригада СС «Валлония» (из франко-бельгийских добровольцев). То, что осталось от других соединений, следовало во втором эшелоне.
Удар немцев пришелся на позиции 180-й стрелковой дивизии, после прорыва которых они вышли к расположению 5-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Конев ударил тем, что оказалось под рукой, — уже хорошо сработавшимися танкистами Ротмистрова и конниками Селиванова.
Врага они атаковали энергично, но хаотично. Схватка разыгрывалась в пургу, что затрудняло огонь советской артиллерии по двигавшимся в плотном строю частям неприятеля.
Солдат бригады «Валлония» вспоминал: «В этой бешеной гонке машины опрокидывались, выбрасывая на землю раненых людей. Волна советских танков обогнала первые машины и захватила более половины конвоя; эта волна катилась по повозкам, уничтожая их одну за другой, как спичечные коробки, давя раненых людей и умирающих лошадей… У нас была минутная передышка, пока танки застряли и пытались выбраться из груды сотен грузовиков, раздавленных их гусеницами».
С противоположной стороны эту картину дополняет боец 11-й танковой бригады: «Спустя несколько минут танки бригады, а за ними невесть откуда взявшиеся кавалеристы ринулись на врага. Врезавшись в немецкие колонны, танки давили, а кавалеристы рубили фашистов… Весь путь от Кома-ровки до Лысянки был сплошь усеян трупами немецких солдат и офицеров, разбитыми орудиями и минометами, массой брошенных машин и другой боевой техники». Среди погибших оказался и Штеммерманн. Однако почти половина тех, кто побывал в котле, смогли из него вырваться.
В целом Корсунь-Шевченковскую операцию правильнее сравнивать не со Сталинградом, а с Березиной. Формально немцы даже могли считать себя победителями, сумев вывести свою окруженную группировку. Однако, помимо оставления значительного и стратегически важного куска территории, ценой этого «успеха» стала потеря половины личного состава. Так что претензии советской стороны на лавры победителей более обоснованны.
Самые пышные лавровые венки достались Ивану Коневу и Павлу Ротмистрову. Конев стал первым в этой войне командующим фронтом, удостоенным звания Маршала Советского Союза, а Ротмистров — маршалом бронетанковых войск (первым в истории).
Наименование Корсуньских было присвоено шести дивизиям, трем бригадам, одиннадцати полкам и трем отдельным батальонам.
Но главное, Корсунь-Шевченковское побоище действительно обеспечило успех дальнейшим операциям на Правобережной Украине, открыв Красной армии путь к Карпатам.
Дмитрий МИТЮРИН
